Замысел Жертвы [СИ] - Елена Руденко

Елена Алексеевна Руденко

Замысел Жертвы

1839 год

Из журнала Дмитрия Алеева

Я предвкушал очередной наискучнейший вечер в обществе своих родственников. Увы, мне приходилось собрать их всех по случаю своего возвращения из Индии, дабы избежать ненужных ссоры. Родственники по обыкновению собираются в нашей загородной усадьбе, достаточно вместительной, дабы разместить гостей. В глубине души я полагал, что они не задержаться боле дня, поскольку моё поместье не представляет собой приятный сельский уголок с очаровательным пейзажем. Окрестности — весьма мрачноватая болотистая местность, где темнеет рано, а светает поздно.

Хотя я очень люблю этот дом, люблю его с детства. В этом массивном деревянном строении чувствуешь себя защищённым от внешнего мира, наслаждаясь чувством особого уюта. По правде сказать, за годы странствий я соскучился по этому дому и по его болотистым окрестностям.

Никогда бы не подумал, что вернусь в родные края знаменитым. Оказывается, мои заметки об Индии вызвали огромный интерес у просвещённого общества. Немного неловко окунуться во славу из безвестности и слишком утомительно.

Пожалуй, княжна Анна, единственная, кого я жажду увидеть. Анна дочь одной из моих родственниц, настолько дальних, что трудно припомнить все линии нашего родства… В детстве мы были очень дружны с Анной. По возвращению в Петербург, мне удалось удачно встретиться с княжной, поскольку она с матушкой редко покидает московский свет. Княжна ничуть не изменилась, разве что её немного дерзкий озорной нрав стал особенно очарователен. К своему стыду, признаюсь, что от приветливого взгляда её бархатистых глаз, я чувствую, как замирает моё сердце. Столько лет прошло, а я так и не сумел позабыть былой детской влюблённости… Как бы я хотел взять княжну с собой в очередное путешествие по Индии. Сари, одежда индийских женщин, изумительно подошла бы к облику Анны. Английские колонизаторы решили бы, что я украл дочь махараджи, многие индийские аристократки белокожи, и обладают бархатистыми глазами с длинными ресницами.

Обругав себя за глупые мысли, я занялся приготовлением грядущего праздника. К моей радости, вскоре прибыл моей приятель Мишель Лермонтов. По правде сказать, я не ожидал, что он откликнется на моё приглашение, поскольку не выносит подобных собраний.

— Неужто, мой друг, вас беспокоит проныра Громов, увивающийся за княжной? — поинтересовался он в своей привычной ироничной манере.

— Вы правы, — мне хотелось быть откровенным, — я испытаю величайшее счастье, если он провалится ко всем чертям!

Мишель рассмеялся.

— Вы, наверняка, готовы пожелать мне того же, поскольку я, будучи на водах, ухаживал за княжной, — он хитро улыбнулся.

— Вы не опасны, поскольку слишком боитесь женитьбы, — насмешливо ответил я, — отчасти я должен вас отблагодарить… Ваши ухаживания не дали барышне тогда серьёзно увлечься Громовым…

— Но моё позорное бегство толкнуло княжну на шаг в дальнейшем принимать его ухаживания, — печально заметил Мишель. — А теперь, получив чин в министерстве, Громов стал завидным женихом… Вас спасло лишь то, что княжна редко покидает московский свет, а служба Громова в Петербурге… Однако ради него, она уговорила матушку переехать в Петербург…

Эта новость меня не радовала. Неужели напыщенный болван Громов стоит внимания разумной Анны. На мгновение почувствовал себя несчастным Чацким. Тут скажи, любви конец, кто на три года вдаль уедет… Кажется, именно так говорил он… Но я уехал не на три года, а гораздо более… Неужели обретя мир, я потерял себя…

По моей помрачневшей физиономии Мишель легко прочёл мои мысли.

— Вижу, вы уже примеряете на себя роль Чацкого? — весело поинтересовался он.

— Не знаю, сравнится ли моя внезапная слава исследователя с высоким чином, — задумался я, — будь я всего лишь помещиком, я бы не посмел думать о благосклонности княжны…

— В этом случае вы могли бы предложить ей лишь свои болота, — весело закончил Лермонтов.

Мне невольно стало смешно.

— Прошу вас ответить мне откровенно, — начал я посерьёзнев, — княжна, действительно, равнодушна к Громову. Поговаривают, что близится их помолвка…

— Вынужден вас разочаровать, похоже, что Громов, действительно, добился благосклонности барышни, — честно ответил Мишель. — Но, дружище! Неужели вы готовы сложить оружие? Вы не испугались диких джунглей, неужели, вы побоитесь покорить сердце романтической особы? Странники всегда привлекали внимание светских дам…

В его голосе звучало серьёзное удивление.

— Ежели Анна полюбила Громова, я не посмею мешать её счастью, — возразил я.

Мишель укоризненно вздохнул.

— Если вы, действительно, желаете счастья княжне, значит, обязаны вмешаться! — твёрдо произнёс он.

Позднее я частенько вспоминал его слова.

— Весьма любопытно, — вдруг задумался Лермонтов, — вы, даже возобновив близкое знакомство с нею, ни разу не произнесли фразы "моя Анна"… А люди, подобные Громову, произносят слово "моя" даже не познакомившись с объектом своего внимания. Ваша беда в чрезмерной скромности, мой друг…

— А если тогда я был бы на водах с вами и начал ухаживал за княжной, вы бы решились соперничать со мною? — поинтересовался я.

Мой друг всерьёз задумался.

— Вы бы наверняка проявили глупое благородство, решив, что ежели барышня предпочла меня, то вам стоит отступить… Пожалуй, для меня сей расклад показался бы слишком скучным… Хотя, вполне вероятно, вам бы удалось всерьёз заинтересовать княжну…

— Какой вздор! — перебил я. — Где мне тягаться с вами в покорении дамских сердец!

Его лесть вызвала у меня раздражение.

— Это не лесть, — спешно заметил Лермонтов, — действительно, у вас есть удивительная способность вызывать волнение у романтических барышень, о которой вы сами и не подозреваете, чем ещё сильнее привлекаете к себе женское общество. Замечу, встретив вашу особую искренность, княжна вряд ли бы обратила внимание на моё наигранное равнодушие, которое в последствии вызвало у неё сильные чувства ко мне…

Его честные слова несколько успокоили меня. Хотя я не особо поверил в свою привлекательность. За годы странствий я почти разучился держаться в светских гостиных, а танцевал я всегда отвратительно.

— А вам приходилось иногда сожалеть, что вы не совершили убийства? — вдруг поинтересовался Лермонтов.

Вопрос оказался для меня неожиданным, и я не сразу нашёлся, что ответить.

— Пожалуй, я сожалел, что мне приходится убивать, — ответил я, — хотя я убивал лишь разбойников, нападавших на нас во время странствий…

— А я, пожалуй, сожалею впервые, что не сумел убить, хотя осознавал необходимость убийства, — размышлял мой друг, — теперь я понимаю, что из-за моего малодушия вскорости случится несчастье… Самое печальное, что я не смог предугадать грядущую беду, дабы предотвратить её… меня охватило лишь неприятное предчувствие…

— Простите, я не понимаю, о чём вы говорите, — недоумевал я. — Кого вы должны были убить?

Мне редко приходилось видеть смущение на лице Мишеля.

— Позвольте, я скажу вам позднее, — твёрдо ответил он.

Я решился не донимать Лермонтова напрасными вопросами, хотя его беспокойство немедля передалось и мне. Я мог только надеяться, что несчастье, о котором говорит мой приятель обойдёт княжну стороной.

Настал день приезда гостей. Как я помню ещё с детства, родственники у нас собирались после полудня, неспешно делились новостями друг с другом. Потом ближе к вечеру был обед, плавно перетекавший в отдых в гостиной под пение моих кузин. На следующий день гости обычно уезжали. Обычно ещё на день задерживалась только госпожа Панарёва, супруга моего покойного двоюродного дяди. Ей всегда хотелось пообщаться с хозяевами наедине, дабы обсудить остальных гостей. Её скучная беседа охватывала обширные темы от критики нарядов на всех дамах до безвкусных коврах в их домах. Во время пылких речей, состоявших из сплетен, её лицо с выпученными глазами приобретало забавное выражение, и тётушка становилась похожей на болотную жабу, коих немало в окрестностях моих скромных владений.

По правде сказать, я побаивался, что Анна, узнав о приезде Панарёвой, откажется скрасить мой скучный вечер своим присутствием. Мне говорили, что на днях княжна сильно повздорила с Панарёвой. Их обмен колкостями казался бесконечным. К счастью, моя несносная тётушка не помешала самому желанному для меня визиту. Княжна и Панарёва держались друг с другом с холодной учтивостью, будто недавней ссоры, всколыхнувшей высшей свет, не было и в помине.